Наша фирма умерла последней. Уже давно опустели по всей Силиконовой Долине шикарные офисы компьютерных компаний, уже снялись с насиженных мест и потянулись в теплые края многотысячные стаи индийских программистов, уже поползла вниз стоимость квартир в окрестностях, а мы все еще портили глаза за мониторами и даже иногда получали зарплату. Наверное, мы бы и дальше продолжали существовать, если бы не патологическое разгильдяйство нашего босса.
Почему-то все очень богатые люди, с которыми мне приходилось встречаться в жизни, оказывались либо дураками, либо подонками, а чаще и тем и другим одновременно. Наш босс имел трехэтажный дом в центре Сан-Франциско и несколько яхт. Разумеется, он считал своим долгом приумножать полученное от предков состояние и периодически основывал всякие мелкие фирмы. Большинство из них, насколько мне известно, прожило не больше месяца. Только наша Allforyou.com продержалась свыше трех лет - уж больно толковые были сотрудники. Увы, нашему боссу постоянно казалось, что мы стремимся исключительно бить баклуши и высасывать из него финансирование. Под разными предлогами он задерживал выплаты - даже тогда, когда мы начали приносить неплохую прибыль. В итоге, когда фирма все же распалась, нашему главному программисту Насеру пришлось с боссом судиться: тот остался ему должен сорок тысяч долларов. Пустяк для босса, но достаточно солидная сумма для Насера, у которого были двое маленьких детей и умиравшая от рака жена, не имевшая к тому же медицинской страховки.
Уже за несколько месяцев до нашего краха я принялся искать другую работу. Было это непросто. Хозяин соседней бензоколонки показал мне толстенную кипу анкет, заполненных претендентами на место кассира - почти сто человек, все с университетским дипломом, а то и с двумя. Работать шофером я не мог из-за длинного "хвоста" прошлых штрафов за превышение скорости и прочие мелкие нарушения.
Ситуация осложнялась тем, что как раз тем летом мы переехали. Теперь мы жили в двухэтажном доме на вершине поросшей гигантскими редвудами горы, с замечательным видом на океан. Но дорога к нам вела узкая, извилистая, по которой к тому же постоянно бродили всякие звери, так что добираться до Силиконовой Долины приходилось почти час. Выбор перспективных мест для работы оказался существенно ограничен.
В конце концов удалось устроиться в соседний гастроном. Пришлось долго объяснять моей матушке, что я не грузчик, а начальник отдела. "Помнишь, - говорил я, - при застое был в каждом магазине такой человек, которому все несли билеты в Большой Театр и автозапчасти, а он за это отпускал с черного хода финскую колбасу? Вот, теперь я на этой важной и престижной должности." Матушка почему-то не верила, а зря. Работа оказалась на удивление легкой и приятной. Народ подобрался спокойный и симпатичный, все больше с высшим образованием, и зарплату платили вовремя. В моем ведении был обширный холодильник, одна стена которого одновременно являлась витриной, а другая была до самого потолка заставлена ящиками с молоком, пивом и всяческими прохладительными напитками. По мере того, как покупатели брали с полок бутылки и пакеты, я должен был добавлять на их место новые из ящиков. Ну и, конечно, следить, чтобы ничего не кончилось, заказывать новые поставки, командовать разгрузкой машин и изредка стоять за кассой.
Лень - двигатель прогресса. К концу первого месяца мне удалось настолько удачно расставить ящики и вообще организовать весь трудовой процесс, что я мог значительную часть дня отдыхать в уголке, читая "Scientific American" с журнальной стойки или потягивая слегка просроченное шоколадное молоко, которое все равно пришлось бы выбрасывать. Конечно, передвигать мелкие тяжести тоже приходилось, но после стольких лет сидения за компьютером любая физическая нагрузка была в кайф. Вскоре я избавился от лишнего веса и стал гораздо лучше себя чувствовать. Начальство ко мне в холодильник почти не заглядывало, а покупателей я видел в основном сквозь витрину - так сказать, смотрел на мир глазами продукта.
Точка зрения, кстати, прелюбопытная. Попробуйте как-нибудь понаблюдать за человеком, стоящим в раздумьях перед магазинной полкой. Какие муки выбора на его лице, какое титаническое усилие интеллекта в его выпученых глазах и отвисшей челюсти! По моим данным, на то, чтобы выбрать один из имевшихся у нас шести сортов минералки, покупатели тратили в среднем три минуты (включая людей, каждый вечер покупавших одно и то же). Хотя магазин у нас был, по местным понятиям, небольшой, пива насчитывалось сортов тридцать, так что в любое время дня перед пивной витриной можно было увидеть кучку любителей, морщивших лоб и шевеливших губами в напряженных раздумьях. Некоторые мужики вообще перекладывали ответственность на жен и расхаживали по торговому залу с длинным списком продуктов или сотовым телефоном. Сотовая связь у нас в горах работала неважно. Забавно было видеть, как какой-нибудь примерный семьянин, только что бойко толкавший перед собой тележку и хватавший с полок одну банку за другой, вдруг застывал, как вкопанный, и не мог тронуться с места, пока не дозванивался снова до руководящей и направляющей жены. Впрочем, оказавшись в магазине, женщины обычно тратили на выбор пойла еще больше времени, чем мужчины.
Многие приходили с детьми, хотя зачем, непонятно. Я обнаружил, что если ребенок берет что-либо с полки, родители в девяти случаях из десяти заставляют его положить выбранное обратно и взять что-нибудь другое, пусть даже отличающееся только цветом упаковки. Видимо, не только у моей матушки есть подсознательное убеждение, что вкусная еда полезной не бывает и наоборот.
Вскоре я уже знал в лицо большинство покупателей и сделал еще одно интересное открытие. По меньшей мере у 80% людей, регулярно покупавших пиво, наблюдались явные признаки умственной деградации. За те полгода, что я проработал в магазине, некоторые успели пройти путь от легкой туповатости до полного кретинизма. Особенно ускорился этот процесс во время войны в Ираке, когда народ прилип к телевизорам и потребление пива резко возросло.
Зима в тот год выдалась сухая и солнечная, только три сильных шторма прокатились с ноября по февраль. Каждый шторм сопровождался недельным дождем, парой дней сильного ветра, а также непременным обрывом проводов где-нибудь в лесу. За неделю до Нового Года у нас отключились одновременно свет и телефон. Пришлось сидеть при керосинке и готовить еду на печке, страдая от невозможности полазить по Интернету и поздравить родственников с праздником. Многим жителям соседних домов приходилось еще хуже - у нас по крайней мере вода была из собственной скважины.
В новогоднюю ночь мы решили, что сидеть в темноте и одиночестве слишком грустно, и постучались к Оскару - нашему ближайшему соседу и одновременно домохозяину. Оскар был слегка навеселе и обрадовался нам несказанно. Бывший ковбой, он хранил дома целый арсенал оружия, и решил, что полночь - лучшее время для показательных стрельб. В последующие два часа погруженные в темноту холмы то и дело сотрясал грохот крупнокалиберного револьвера. Мы ждали появления полицейского вертолета, но, как объяснил нам Оскар, по праздникам соваться в наши горы менты не решались.
Под утро стали кончаться патроны и вино, так что мы вытащили из сарая оскаровский лук и попытались пострелять по мишени, но наш хозяин был уже настолько пьян, что давать ему в руки двухметровый лук было слишком опасно. Мы простились и пошли домой, решив, что стрелы соберем, когда рассветет. Поспать, однако, нам в ту ночь так и не пришлось. Едва мы задули свечи, как снаружи завыли койоты - целая семья их жила в окрестном лесу. Оскар тут же выскочил в одних трусах на веранду и принялся им подпевать, ко взаимному удовольствию. Их совместный концерт продолжался до рассвета.
На следующий день телефон и электричество стали потихоньку включать - одним домам, естественно, раньше чем другим. Народ к тому времени уже окончательно озверел - кто-то даже кинулся на монтеров с ружьем, требуя, чтобы его подключили в первую очередь. После этого еще пару месяцев люди нервно следили за прогнозами погоды и при малейших признаках шторма кидались к нам в магазин за свечами и батарейками.
Наконец пришла весна - холодная и дождливая, но все равно замечательная. Половина кустов в лесу оказалась дикими вишнями и яблонями. Над бассейном целыми днями выписывали мертвые петли токующие колибри, котрым хватало наглости пытаться отгонять нас и оленей от кормушки с сахарным раствором. Лужайки под окнами повадились подстригать приходившие из леса крольчата, на которых наши коты пытались охотиться, отчаянно скребясь в стеклянную дверь.
Тем не менее настроение у нас в ту весну было не очень веселое. Нашей с Наташкой зарплаты едва хватало на уплату ренты, продукты и прочие повседневные затраты. Откладывать что-либо на непредвиденные расходы, не говоря уже о путешествиях и других радостях жизни, нам не удавалось - за полгода мы не выбрались никуда, кроме соседней Мексики. Конечно, я постоянно искал подработку и даже немного зарабатывал - то слайдов какому-нибудь издательству продам, то статью опубликую, то книжку напишу или отредактирую. Но на общей ситуации это почти не отражалось. На хорошую работу в США, как и в любой другой стране, устраиваются в основном по знакомству, а большинство моих знакомых было в таком же положении, как и я.
Мы и не подозревали, какие перемены ожидали нас в самом ближайшем будущем.
Много-много лет назад, будучи еще студентом-первокурсником, я познакомился с зоологом Мишей, занимавшимся амурскими тиграми. В те времена не было технических чудес вроде радиоошейников и GPS, поэтому основным методом исследования было тропление зимой по следам. Во время одного из многодневных походов Миша незаметно для себя перешел из бассейна одного ручья в бассейн другого - такое случается даже с бывалыми таежниками в краю густых лесов и невысоких сопок. В результате маршрут получился намного длиннее, чем ожидалось, он обморозил ноги, последовала ампутация, и Мише пришлось переключится с тигров на мышей - точнее, на изучение геморрагической лихорадки и прочих болезней, передающихся людям от грызунов.
Мне не раз приходилось гостить в его доме на окраине Уссурийского заповедника. Это было сказочное место. В полу избушки-развалюхи зияла бездонная дыра, под крыльцом жили змейки-щитомордники, а в тополях над крышей гнездились голубые сороки. По ночам вокруг уличных фонарей вились тучи огромных бабочек-павлиноглазок, преследуемых совами и летучими мышами. Вокруг расстилались покрытые гигантскими ирисами высокотравные луга и горная тайга, битком набитая редкой живностью. Один из самых лучших уголков, какие мне приходилось видеть в бывшем Союзе - а может, дело просто в том, что поездки в Приморье были моими первыми самостоятельными экспедициями.
Как бы то ни было, вскоре Миша с семьей перебрался в Штаты и устроился работать в CDC - серьезную контору, совмещающую в себе функции советских санэпидстанции, Института тропической медицины и противочумной службы. Его работа включала поездки, вызывавшие у меня острейшую зависть - за казенный счет в самые интересные и труднодоступные места, например, в Заир на изучение лихорадки Эбола или в юго-западную Юннань для отлова чумных крыс. Естественно, все эти годы я при каждом разговоре ненавязчиво спрашивал, не предвидится ли у них свободных ставок. Возможности заниматься зоологией за зарплату мне не выпадало настолько давно, что я почти потерял надежду. Чтобы не потерять квалификацию, я время от времени выбирался поискать редкую живность в удаленных местах вроде Борнео, а также сотрудничал в качестве волонтера на местной станции кольцевания птиц, где мы с Наташкой получили немало удовольствия, гоняя на моторке по плавням в ходе борьбы с ботулизмом водоплавающих и подсчитывая с каяка птенцов в колониях чаек.
И вот Миша сообщил, что ставка предвидится - правда, не в CDC, а в соседнем университете штата Колорадо, и без дальних командировок, но зато не медицинская, а чисто зоологическая.
Когда первые исследователи добрались до североамериканских Великих Равнин, это было море зеленой травы, по которому на десятки, а то и сотни километров тянулись поселения луговых собачек - очаровательных зверюшек, похожих на толстеньких сусликов или маленьких сурков. Подобно лососям Камчатки и леммингам тундр, собачки были, как говорят экологи, "ключевым видом" - от них зависела жизнь множества других растений и животных степи. Они повышали плодородие, перемешивая и разрыхляя почву, а их "городки" служили убежищем бесчисленным обитателям, от земляных сов и горных ржанок до рогатых ящериц и барсуков.
Постепенно часть прерий была распахана, часть заполнилась стадами скота, и ни в чем не повинных грызунов объявили вредителями сельского хозяйства. На протяжении более чем ста лет их стреляли, травили ядами, ловили капканами и даже вытягивали из нор специальным устройством вроде гигантского пылесоса. В результате многочисленных напастей численность луговых собачек сократилась в сотни раз, от тысячных поселений остались лишь маленькие разрозненные колонии, а зависевшая от них флора и фауна вереницей потянулась в Красную Книгу.
До сих пор луговые собачки остаются предметом острых конфликтов между охотниками-любителями и фермерами с одной стороны, и учеными-экологами с другой. Мне предложили принять участие в большом проекте по изучению оставшихся "городков" с целью последующей охраны. Правда, контракт был всего на четыре месяца, но я надеялся, что потом можно будет получить постоянную работу.
Место, где нам предстоит жить, очень даже неплохое - тихий городок, удачно расположенный там, где из зеленых прерий поднимается зубчатая стена покрытых хвойными лесами Скалистых Гор. К тому же с переездом другая треть страны оказывается в радиусе поездок на выходные. Я уже предвкушаю, как буду нырять за гигантскими панцирными щуками в мутные воды Миссури, искать наскальные рисунки в каньонах Нью-Мексико, выслеживать снежных коз среди ледников соседнего национального парка и гоняться за смерчами в расположенной неподалеку Аллее Торнадо. Да и жизнь в Колорадо намного дешевле.
И все же уезжать из Калифорнии обидно. К хорошему быстро привыкаешь - к бесснежной зиме, к океану под окнами, к невероятному разнообразию природы, к собравшемуся из всех стран мира населению. Только что казалось, что за шесть лет мы облазили весь Дальний Запад сверху донизу, а тут вдруг обнаружилась куча мест, которые надо посмотреть до отъезда.
Больше всего огорчает, что придется снова жить в городе, пусть даже маленьком и зеленом. Конечно, хорошо, что не придется больше неделями сидеть без света, а на работу и в магазин можно будет ходить пешком. Но нам все же больше нравится в лесу, где олени встречаются чаще, чем соседи, где у нас есть собственный сад, а по вечерам можно лежать в шезлонге, слушая тишину и наблюдая, как опускается в океан солнце.
Хлопот на нас свалилось видимо-невидимо. Снять квартиру, взять напрокат грузовик, сообщить всем новый адрес, продать лишнюю мебель и разобрать на части остающуюся, пристроить по знакомым розы и прочие цветы из сада, купить транспортные ящики для котов, натаскать с работы картонных коробок для упаковки, устроить прощальную пьянку и дописать, наконец, эту книжку - всего не перечислишь. Потом два дня в дороге, и опять заботы: получить новые права (они в каждом штате свои), подключить телефон, найти интернет-провайдера, и так далее, до бесконечности.
Впрочем, в любой другой стране переезжать было бы еще сложнее. В Штатах народ меняет место жительства часто, так что процесс отработан, да и тотальная "интернетизация" значительно облегчает жизнь. Пока что мы уволились с работы и, несмотря на кучу дел, наслаждаемся двухнедельным "отпуском". Если подумать, переезд - это ведь тоже путешествие, а путешествие - это всегда хорошо.
Да,
я люблю переезжать-
Менять
работу, дом, страну,
Не
от чего-то там бежать,
А
в октябре найти весну.
О
камни шкуру, словно змей,
Порвать,
и шелуху стряхнуть,
И
стать моложе и сильней,
И
снова время обмануть.