Глава четвертая. Острова чудес
Цена входного билета на биостанцию 3$, въездная
плата за
посещение архипелага 80$, штраф за катание на черепахах 100$.
Табличка на воротах биостанции имени Дарвина.
Порт Гуаякиль (ударение на последнем слоге), занимающий почетное первое место в мире по вывозу бананов, назван в честь вождя индейского восстания Гуайи и его жены Киль. Во всех путеводителях он описывается как нагромождение грязных трущоб, где на каждом шагу шайки бандитов поджидают несчастных туристов. Нам он показался красивым, чистым и сравнительно безопасным современным городом. Гуаякиль стоит на берегу широкой реки, и каждый вечер можно наблюдать феерическое зрелище: несметные полчища летучих мышей, живущих под крышами и в щелях стен, планируют к реке с небоскребов и устремляются на кормежку в мангровые заросли на том берегу. Я подсчитал, что за 50 минут над набережной пролетает примерно полмиллиона летучек.
В Гуаякиле мы сделали интересное открытие: оказывается, наш салат ⌠оливье■ здесь известен как ⌠русский■. Потом выяснилось, что так его называют во всем мире, включая Францию.
На баржу между тем прибывали пассажиры. Первыми появились пятеро колумбийских хиппи, ехавших на острова торговать фенечками. Они не побоялись взять с собой грудного ребенка, хотя каюты у них не было и жить пришлось в палатках на продуваемой ветром крыше рулевой рубки. Затем подоспели туристы - израильтяне, англичане, бельгийцы и американец. Последним прибыл кудрявый парнишка Диего - наш гид.
Нам с Юлькой каюта тоже не полагалась, но Диего все же нашел для нас одну. Ведь он знал, что об этом маршруте я напишу книгу, и надеялся, что после моей рекламы к нему примчатся толпы русских туристов. Выполняю свое обещание: офис компании ⌠Галапагос■ в Кито - на ул. Gonzales Suarez, в Гуаякиле лучше сразу искать баржу на 16-м причале.
Мы до поздней ночи торчали в порту, наблюдая, как плывут по воде вверх или вниз (в зависимости от фазы прилива) островки водяного латука (Pistia stratoides). Лишь поздно ночью, когда баржу до отказа забили досками, бочками, автомашинами и ящиками с пепси-колой, мы отчалили и утром оказались у мрачных голых берегов острова Смерти (Isla del Muerte) на выходе из залива. Длинные цепочки бурых пеликанов разлетались во все стороны с острова, а вдали пускали фонтаны киты-горбачи.
Меня вообще-то не укачивает, но есть определенная амплитуда качки, которую я плохо переношу. К тому же чертова баржа вся пропахла соляркой и краской. Съев за завтраком по куску хлеба, мы тут же бежали в каюту и ложились ⌠на сохранение■, а вся прочая вкусная еда (заранее оплаченная) доставалась акулам. Вскоре, однако, я нашел себе занятие и целыми днями торчал с биноклем на баке, подсчитывая количество морских птиц и млекопитающих. На третий день качка усилилась, и я сразу ожил, а все остальные ⌠позеленели■, так что теперь вся еда доставалась мне. Юлька же находила утешение в чтении взятого у кого-то ⌠Хоббита■.
Взъерошенное холодным ветром море казалось пустынным, но на самом деле там было много интересного. По ночам за кораблем, словно белые призраки, следовали ночные чайки. Одна из них, вилохвостая чайка (Larus sabini) гнездится в тундрах Сибири, а в водах Галапагосских островов, как считалось раньше, только зимует. Другая, ласточкохвостая (L. furcatus), видимо, происходит от птиц первого вида, начавших здесь гнездиться, и не улетает далеко от островов.
До сих пор считалось, что ласточкохвостая чайка кормится по ночам, чтобы избежать перегрева. Мне, однако, удалось выяснить, что дело совсем не в этом. Во-первых, температура была всего около 15 C и днем, и ночью. Во-вторых, вилохвостая чайка тоже ведет здесь ночной образ жизни, хотя в якутских тундрах прекрасно себя чувствует при 30-градусной жаре. В-третьих, птицы, чувствительные к перегреву (например, конюги), обычно, наоборот, день проводят в море, а ночью прилетают к гнездам. Настоящая же причина - фрегаты. Эти профессиональные разбойники кормятся, отбирая добычу у олуш, фаэтонов и других морских птиц, но почему-то особенно любят нападать на чаек. Каждое утро они появлялись с рассветом и летели за нами, настойчиво отнимая у чаек одну рыбку за другой. Выдержав минут пять, чайки разворачивались и уносились прочь.
По вечерам мы собирались в кубрике и подолгу трепались. В таких местах обычно подбирается интересная публика: не всякий ведь рискнет свернуть с описанного в путеводителе маршрута и плыть на какой-то барже. Мне удалось узнать много нового про страны, где я еще не был, а ребята познакомились с некоторыми из лучших наших анекдотов. Особый успех выпал почему-то на долю анекдота про экзамен на звание полярника. Вообще, наша страна всегда вызывает большой интерес, потому что остается одной из самых закрытых и малоизвестных. Впрочем, рассказывать европейцам, что у нас пьют денатурат и стеклоочиститель - такое же безнадежное занятие, как убеждать венесуэльца, что в Москве за зиму выпадает полметра снега. Все равно не поверят.
Преодолев тысячу километров за позорные трое суток, баржа наконец бросила якорь на рейде Пуэрто Айоры, столицы архипелага. Этот аккуратный курортный поселок наполовину населен богатыми гринго, которые ищут здесь покоя и экологической чистоты. Благодаря стремительно растущему потоку туристов жители Галапагос - самые зажиточные в Эквадоре. Несмотря на сложности с пропиской, население островов удваивается каждые 5 лет. Толпы туристов бродят по улицам, скупая бесчисленные сувениры с изображением местной фауны. Чтобы попасть на другие острова, надо воспользоваться туристическими яхтами, а цены очень высокие - от 45 до 200$ с носа, в зависимости от расстояния. Самое обидное, что вся фауна разбросана по разным островам, некоторые из которых вообще закрыты для туристов, так что посещение архипелага обходится в копеечку, а все увидеть просто невозможно.
Центральный остров Санта-Крус - самый населенный. Вообще-то Галапагосы - национальный парк, но на четырех островах есть поселки и частные земли, в основном на склонах гор. Низменности заняты манграми и сухими кактусовыми лесами, а выше осадков больше. В горах Санта-Круса есть даже облачные леса из древесных маргариток Switenia.
На Санта-Крусе еще осталось около 2000 гигантских черепах (Geochelone elephantopus). Здесь же, на биостанции имени Дарвина, собраны черепахи с островов, где они почти уничтожены. Раньше на каждом острове, кроме самых маленьких, жил свой вид черепах, несколько отличавшийся от других в зависимости от характера растительности. Потом кое-где их истребили, а кое-где не совсем, но такого моря движущихся панцирей, как раньше, уже не увидишь. Тем не менее мы встретили в лесу очень крупного самца старше 140 лет и несколько черепах помоложе.
На станции Дарвина среди прочих живет Одинокий Джордж - последняя черепаха с острова Пинта. Когда стало ясно, что он остался один, его попытались скрестить с самками с соседнего острова Марчена, чтобы хотя бы таким путем сохранить генофонд. Тут-то и выяснилось, что черепахи с разных островов не дают помесей и, стало быть, это разные виды.
Именно различия в облике черепах впервые натолкнули Дарвина на мысль, что все островные формы происходят от общего предка, крупной южноамериканской угольной черепахи (G. carbonaria), но на каждом острове приспособились к местным условиям в результате отбора. К счастью, его тогдашние оппоненты плохо представляли себе Галапагосы, потому что черепахи могут в той же степени послужить доказательством ошибочности теории эволюции.
Во-первых, непонятно, как они попали на острова через 800-километровый пролив. Во-вторых, даже если допустить какую-то фантастическую случайность, совершенно неясно, как они перебирались через проливы между островами шириной до 70 км.
Сейчас мы знаем, что эти вулканические острова образовались над ⌠горячей точкой■ - восходящим током магмы, который ⌠прожигает■ земную кору вулканами. Поскольку плита земной коры в этом районе медленно движется, на западе архипелага возникают новые острова, а на востоке более старые постепенно погружаются в море под действием собственной тяжести. Таким образом, около 50 миллионов лет назад архипелаг был гораздо ближе к материку, чем сейчас. Предполагается, что черепахи могли попасть сюда на ⌠растительных плотах■ - островках спутанных растений, которые часто выносятся в море большими реками.
Трудно поверить, что черепаха проплывет на таком островке хотя бы час и ни разу не свалится ⌠за борт■. Но даже если считать, что они каким-то образом доcтигли архипелага, все равно непонятно, как они перебирались с одного острова на другой. Проливы глубиной до 700 метров, а уровень моря даже в разгар ледникового периода понижался максимум на 150. Некоторые острова, наверное, соединялись с другими до того, как начали погружаться в земную кору, но мелкие периферийные островки вряд ли были настолько велики, чтобы соединиться с остальными. А больших рек на архипелаге нет.
Единственное объяснение, которое я могу дать - это то, что на некоторые острова черепахи завезены людьми. Считается, что Галапагосы до прихода европейцев всегда были необитаемы. Но в последние годы появляется все больше доказательств того, что в глубокой древности у индейцев Южной Америки существовали культуры с развитым мореходством. Они плавали из Перу в Гватемалу и, вероятно, обнаружили эти острова. Ведь остров Кокос, прообраз ⌠острова сокровищ■ Стивенсона, они посещали регулярно, а он удален на сотни километров от Коста-Рики. Смутные упоминания об этих землях есть и в полинезийских преданиях эпохи Великих Полинезийских Плаваний (VIII-XII века). Правда, непонятно, как за столь короткое время (не больше 2000 лет) успели образоваться новые виды. Но в популяциях, происходящих от небольшого числа особей, процесс генетического расхождения может идти очень быстро. А археологических находок на архипелаге нет потому, что древние стоянки располагались на берегах и за сотни лет оказались под водой.
Интересно, что и вторая группа обитателей островов, легшая ⌠первым камнем■ в теорию эволюции, тоже оказалась с подвохом. Речь идет о маленьких птичках - дарвиновых вьюрках (Geospizinae). Их на архипелаге 13 видов, очень похожих внешне, но питающихся разной пищей и соответственно с разной формой клюва. Дарвин предположил, что они происходят от одного вида, случайно залетевшего на острова, но в условиях отсутствия конкуренции (кроме них, здесь только 4 вида мелких наземных птиц) заняли разные экологические ниши.
Специализацию вьюрков мы могли наблюдать воочию. Лежа как-то на пляже, мы кормили их с рук печеньем. Собралось около десятка птичек трех видов, все зерноядные (Geospiza). Вскоре от печенья осталось только кусочки, завернутых в целлофан. Напрасно вьюрки пытались пробить упаковку: их тупые клювики для этого явно не годились. Бросив бесплодные попытки, малыши расселись вокруг в немом отчаянии.
И тут появился еще один вьюрок, Camarhynchus psittacula - амбал размером почти со снегиря, с тяжелым, как нож гильотины, острым клювом. Пара мощных ударов - и целлофан пробит насквозь. Через секунду все было кончено, лишь самый маленький из вьюрков (G. fuliginosa) еще выбирал из песка последние крошки.
Все это выглядит очень убедительно, но дело в том, что есть еще 14-й вид дарвиновых вьюрков, и живет он на уже упоминавшемся острове Кокос в 900 километрах к северу. Как он туда попал? Вьюрки не обладают особой тягой к дальним перелетам, и трудно понять, почему из тысяч видов птиц побережья на разные острова проник именно предполагаемый предок дарвиновых вьюрков. Может быть, на Кокос его завезли древние индейцы, захватив по пути с Галапагосских островов? Прояснить ситуацию могло бы изучение ДНК вьюрков - кто бы мне его профинансировал?
Вьюрки - не единственные ⌠ручные■ обитатели архипелага. Собственно, одна из главных причин, почему он так притягателен для туристов, как раз и заключается в том, что местные животные совершенно не боятся человека. Причем если для морских птиц, черепах и котиков это вполне нормально, то от ящериц, мелких птичек и всегда крайне осторожных фламинго такого как-то не ожидаешь. Даже самый крупный местный хищник, галапагосский канюк (Buteo galapagoensis), может сесть вам на голову. Подобная доверчивость дорого обошлась островной фауне: после завоза моряками собак, кошек и крыс многие виды вымерли или сохранились только на маленьких островках. Еще больший ущерб нанесли одичавшие овцы и козы, с которыми сейчас ведется настоящая война.
Но чудеса островов - это не только удивительная фауна. Здесь встречаются поразительно красивые вещи, которые даже не сообразишь сразу, как назвать. Идешь, к примеру, по кактусовому лесу среди россыпей пемзы и лавовых пригорков, и вдруг оказываешься на краю широченной трещины с черными базальтовыми стенами, а в полусотне метров внизу мерцает узкая полоска голубой морской воды. Таких заливчиков полно на Санта-Крусе, и в них любят отдыхать акулы и скаты. А если подняться в ⌠мокрые■ высокогорья, то можно увидеть ⌠провалы■ - места, гле обрушился свод лавовых ⌠пузырей■. Это нечто вроде колодца шириной и глубиной метров двести с лесом из древовидных папоротников на дне. А вокруг - укутанный по горло в мох причудливый лес из кривых свитений, где гнездятся необыкновенно яркие горлинки Zenaida galapagoensis. На самых же высоких горах растут только низкие кустарники Miconia.
Внутренние районы островов кажутся довольно безжизненными. Кроме черепах, тут попадаются канюки, очень скрытные погоныши Laterallus spinolotus, еще несколько видов птиц, редкие земляные удавчики Dromicus, маленькие лавовые ящерки Tropidurus, а на двух островах - практически вымершие после завоза крыс хомячки Oryzomys. Даже насекомых очень мало. В основном вся живность сосредоточена у побережья, в том числе в самом порту. А отдыхая на местных пляжах (они бывают черные, белые, жемчужно-розовые и голубые), чувствуешь себя, как в зоопарке. Цапли расхаживают вокруг, высматривая алых крабов Grapsus, здоровенные морские игуаны греются на застывшей лаве, в море у берега кормится великое множество морских птиц, от маленьких изящных крачек до грузных пеликанов. Нередко приходится загорать в окружении морских львов. В отличие от других ластоногих, тоже собирающих гаремы, самец этого вида (Zalophus californianus) охраняет свой участок не с суши, а с воды. Поэтому к нему можно спокойно подходить, а вот в море иногда случаются эксцессы, ведь плавание с морскими львами и игуанами - одно из главных местных туристских развлечений. Особенно часто ⌠хулиганят■ львы-подростки. Становится очень неуютно, когда такой львенок стремительно, как блик света, носится вокруг, норовя укусить. А вот молодые самочки совсем не агрессивны, и с ними очень здорово поиграть в море, хотя и кажешься себе ужасно медлительным и неуклюжим.
В море вообще стоит понырять: там можно встретить золотых скатов (Rhinoptera steindacheri), одну из красивейших рыб мира - королевского ангела (Pomacentrus rex) и других коралловых рыбок (здесь кое-где растут кораллы, хотя рифов они не образуют). В заливах можно покататься на морской черепахе. Их тут два близких вида, но почему-то черная черепаха (Chelonia agassizi) откладывает яйца на местных пляжах, а зеленая (Ch. mydas) уплывает для этого к берегам Центральной Америки. К сожалению, при нас вода была мутноватой из-за недавнего подводного землетрясения к югу от островов.
Закрытых бухт на островах мало, и приходится либо плавать в прибое (что не всем нравится - Юльке, например, не понравилось бултыхаться в холодной воде на трехбалльных волнах, тем более что ныряли мы в тот раз с лодки в километре от острова), либо купаться в лавовых трещинах. Там можно наступить на ската-хвостокола, но зато вода теплая (а в море - всего градусов 17-20, и это почти на экваторе). Из-за наката высадка на берег со стоящего на рейде корабля иногда превращается в довольно рискованную акробатику, но к этому быстро привыкаешь.
Еще одна достопримечательность Санта-Круса - лавовые туннели. Они образуются, когда лавовый поток застывает с поверхности, а изнутри потом вытекает. Получается нечто вроде метро до 10 км длиной, но иногда в несколько этажей. В этих туннелях можно увидеть ⌠каменные розы■, ⌠каменную грибницу■ и многие другие причудливые наросты на стенах, полу и покрытом сверкающими капельками воды потолке, причем большинство из этих образований никогда не встречается в обычных, карстовых пещерах.
Даже в самом порту есть несколько редких эндемичных видов, которых почти не встретишь в других местах архипелага - летучих мышей Lasiurus brachyotis, гекконов Phyllodactylus bauri, лавовых чаек (Larus fuliginosus) и ласточек Progne modesta (как и другие американские ласточки, они гнездятся в щелях или глубоко под кровлей, а не открыто на стенах).
Следующий остров, к которому мы направились - San Cristobal на востоке архипелага. Он очень похож на Санта-Крус, но в горы покрыты не лесами, а папоротниковой степью. Когда-то такие степи были широко распространены на Земле, но уже в меловом периоде папоротники уступили место цветковым растениям. На вершине есть маленькое кратерное озеро, где живет единственная пресноводная рыба архипелага - ложная четырехглазка (Dialommus fuscus). Несмотря на густой туман, десятки фрегатов кружились над водой, высматривая рыбок.
Недалеко от островного поселка Puerto Moreno есть большая колония фрегатов. К сожалению, в это время года она была пуста, лишь в воздухе парили несколько больших фрегатов (Fregata minor). Обычно этот вид встречается только в открытом море, а у берега охотится великолепный фрегат (F. magnificiens). Зато на пляже под скалами я обнаружил целые толпы северных куликов, в основном пепельных улитов (Heteroscelus incanus). Эти птицы прилетают сюда на зимовку, но ведь был июль! Потом я узнал, что некоторые кулики, например житель Высокой Арктики песчанка (Calidris alba), встречаются здесь круглый год.
В Пуэрто Морено мы наблюдали учения эквдорской армии, представленной на островах ротой стройбата под гордым названием ⌠войска охраны территориальной целостности■. Вид у них совершенно совковый. Кстати, Эквадор и Перу очень любят обзывать друг друга ⌠социалистической страной■, что имеет некоторые основания. Здесь существует нечто вроде социализма по Солженицыну - с частными фирмами и большой ролью местного самоуправления. На каждом шагу можно увидеть всевозможные общественные постройки. Любая из них, будь то мост через ручей, ⌠туалет типа сортир■ или будка сторожа, украшена гордой табличкой ⌠построено коммуной такой-то■, причем табличка такого размера, словно речь идет об атомной электростанции.
Теперь мы двинулись на запад, к самому большому острову Izabela. Плавать в этих водах интересно, потому что они буквально кишат живностью. Как раз здесь холодное Перуанское течение встречается с теплым Противопассатным, благодаря чему продуктивность моря очень высокая (только в годы Эль-Ниньо она резко падает, и местная фауна в массе гибнет). По утрам можно увидеть волнистых альбатросов (Diomedea irrorata), разлетающихся во все стороны с единственной колонии на Эспаньоле. Днем по волнам бегают похожие на ласточек качурки (Oceanodroma). Их тут несколько видов, из которых два встречаются буквально тучами: O. castro и O. tethys. Они гнездятся в гигантской колонии в глубине щебнистых осыпей на острове Genovesa. Качурка Oceanites gracilis еще многочисленней, но ее гнездовья до сих пор не найдены.
На Галапагосах гнездятся три вида олуш (Sula). Я наблюдал, как они охотятся на рыбу вместе с обыкновенными дельфинами (Delphinus capenss). Дельфины, выстроившись полукругом, гнали большой косяк, а олуши кружились над ним и группами по нескольку десятков птиц пикировали в воду метров с 30, затем по спирали снова набирая высоту. Со стороны это выглядело как небольшой смерч. Дельфины-афалины (Tursiops truncatus), завидев наш корабль, немедленно мчались навстречу и пристраивались на носовой волне. Свесившись с носа корабля, можно было видеть, как десяток сильных серых зверей стремительно летит в зеленой толще воды. Афалины любят похулиганить и не упускают случая пристать к мирно плывущему морскому льву или пингвину.
Несмотря на то, что острова - одна из самых популярных тусовок биологов, они все еще хранят немало секретов. Мне, например, удалось встретить парочку китов-ремнезубов Mesoplodon hectori, которые до тех пор были известны лишь по выброшенным на берег трупам.
Между тем погода испортилась окончательно, и я торчал на носу под проливным дождем. Обычно ливни здесь бывают в жаркий сезон (с октября по апрель), а в остальное время - прохладные туманы и морось. Но нам досталось и то, и другое. Наконец из пелены дождя выступила длинная темная полоса берега в белой пене прибоя.
Остров Исабела - цепочка из пяти вулканов, окруженных широкими шлейфами лавовых потоков. Галапагосы образованы щитовидными вулканами, которые возникают при извержениях жидкой слабогазированной лавы. В отличие от случаев, когда лава вязкая и сильногазированная, такие извержения проходят без взрывов - расплавленный базальт просто выплескивается из кратера и растекается широко вокруг. Поэтому здешние горы имеют пологие склоны и спокойные очертания. Лишь совсем маленькие островки, со всех сторон подмытые волнами, бывают причудливой формы. На крайнем северо-западе архипелага есть похожий на зуб островок Дарвин, на который можно высадиться только с вертолета.
Вулканы Исабелы и соседнего острова Фернандина периодически извергаются, поэтому большие площади здесь заняты свежими лавовыми потоками, где только начинают закрепляться кактусы и колючий кустарник. Вдоль побережья кое-где есть мангровые лагуны. На Исабеле одна маленькая деревушка, где мы и провели первый день, пережидая дождь. Прямо на околице бродят красные фламинго, к которым можно подойти на десять шагов, а в глубине леса попадаются канюки, черепахи и болотные совы. К северу от деревни лавовое поле достигает моря, и там волны выгрызли много крошечных бухт, проливов и ⌠фьордов■. Здесь живут маленькие галапагосские пингвины (Spheniscus mendiculus), с которыми можно поплавать. Видеть их среди кораллов и мангровых зарослей несколько дико, но на этих островах вообще много странностей.
Мы подошли к одной из заполненных водой трещин шириной в два метра и длиной около тридцати. В конце этого каменного мешка лежали на дне семь здоровенных островных акул (Carcharinus galapagensis) и одна белоперая рифовая (Triaenodon obesus). Акулы часто собираются в пещерах и гротах со спокойной водой и как бы спят там, но даже после специальных исследований никто не знает, зачем им это нужно. Наш гид Диего заглянул в трещину, поежился и весело спросил, не желает ли кто-нибудь нырнуть. Я знал, что акулы не охотятся в таких ⌠спальных гротах■, поэтому тут же закричал ⌠да!■ и, раздевшись до плавок, поплыл к рыбкам с дальнего конца трещины. Самое главное при этом - не делать резких движений, ведь если среди акул начнется паника, они, выскакивая все разом из узкого пространства, могут здорово помять вас и ободрать колючей шкурой (их шкура покрыта мелкими шипиками, из которых когда-то образовались акульи зубы - самые первые зубы на Земле).
Двигаясь со скоростью улитки, я проплыл всю трещину, пристроился над акулами и погладил их по колючим спинкам. Пара рыб лениво стронулась с места, медленно описала круг и вернулась на исходную позицию. Более нервная рифовая акула приняла было угрожающую позу (как и кошки, акулы выгибают спину и скалят зубы, но не так заметно), но тут же успокоилась. Повисев немного бок о бок с серо-голубыми тушами, я так же медленно выплыл из трещины, чрезвычайно довольный. Остальные ребята начали лихорадочно раздеваться и по очереди лезть в воду - публика у нас и вправду подбралась неплохая. Поскольку каждому требовалось много времени, чтобы доползти до акул и вернуться обратно, нам пришлось очень долго торчать на ветру под дождем, так что Диего, наверное, готов был меня убить.
Не будучи профессиональным биологом, он все же неплохо знал фауну островов - ведь его работа заключалась в том, чтобы показывать ее туристам. Поначалу он с радостью слушал всякие интересные вещи, которые я ему рассказывал, и даже кое-что записывал, но потом потихонечку начал комплексовать. Особенно ему действовало на нервы, что я постоянно видел то, что другие не видели. Ничего удивительного: я торчал на носу корабля, пока все валялись в теплых каютах, к тому же глаза у меня натренированы многолетней практикой. На этот раз, не успел я влезть в соседний заливчик (в воде было чуть теплее, чем на воздухе), как тут же встретил акулу-молота (Sphyrna lewini).
- Здесь нет акул-молотов! - заявил Диего, ехидно усмехнувшись.
- Ну как же нет, когда я ее только что видел!
- Ты всегда видишь то, чего никто не видит!
Мне было его искренне жаль, когда тем же вечером он сам поймал на леску полуметрового молотенка.
Эти вечера на якорных стоянках Галапагос мы вспоминаем как волшебную сказку. Мы уже окончательно привыкли к качке и даже научились под нее подстраиваться, когда спали на борту. Из окна каюты мы могли видеть изумительно красивое зрелище. Яркие прожектора на корме освещали море под нами, и там, в прозрачно-зеленой толще воды, словно в аквариуме, появлялись привлеченные светом морские обитатели. На Санта-Крусе нас встретили желтые в черный горошек спинороги (Ballista), которые обдирали жесткими клювами наросшие на днище баржи водоросли и ракушки, а заодно перехватывали кусочки хлеба, которые мы им кидали. На других островах это были морские львы. Они кружились под нами, дожидаясь, пока в освещенное пространство не ворвется сверкающей молнией похожая на ожившую серебряную стрелу рыбка-сарган. Тогда следовало несколько секунд стремительных бросков, мгновенных разворотов и прыжков, прежде чем юркая добыча не доставалась одному из охотников.
На юг от деревни тянулась полоса пляжей, усыпанных ракушками янтин (Jantina). Эти молюски делают поплавки из затвердевшей пены и плавают по поверхности моря, питаясь синими медузами-парусниками (Velella), а в их ярко-сиреневых раковинах живут крошечные голубые крабики (Planes). Гуляя по пляжу, мы неожиданно встретили галапагосского баклана (Nannopterum harrisi), рослого зеленоглазого крепыша, который не летает, но зато бесстрашно ныряет прямо в прибое. Еще недавно пингвины и бакланы водились только на Фернандине и на западной стороне Исабелы, но теперь, похоже, заселяют и восточный берег, восстанавливая численность после катастрофического Эль-Ниньо 1982-83 годов, от которого эти птицы, пришельцы из холодных вод, гибли в первую очередь.
Дождь так и не кончился, и нам пришлось подниматься на вулкан Santo Tomas в отвратительную погоду. Мне досталась низкорослая кляча, которая буквально засыпала на ходу, а заставить ее подняться в галоп стоило нечеловеческих усилий. Я привязал к поводьям брючный ремень, чтобы подгонять ее, но мне доставалось больше ударов, чем кобыле. По мокрым пастбищам мы поднялись к широкому плоскому кратеру и вскоре обнаружили, что на другой стороне острова погода просто прекрасная. Перед нами расстилалась великолепная панорама разноцветных лавовых полей, океана и островов.
Вокруг нас лавовые потоки были совсем свежими и начисто лишенными растительности, а дальше внизу на них понемногу появлялись сухие кустарнички, в которых жили птицы-пересмешники (Neosomimus parvulus). Среди мертвых черных камней, словно метровой толщины канаты, вились потоки более вязкой лавы, полые внутри - маленькие туннели. На вершинах красных конусов из щебенки открывались похожие на кратеры отверстия - фумаролы. Если подняться на конус и заглянуть в такую трехметровую дыру, то увидишь черное мокрое дно, с которого поднимается столб горячего едкого дыма, кольцо теплолюбивых папоротничков по стенам и яркую-яркую радугу.
Позагорав на горячей лаве, мы вернулись в седла и стали медленно спускаться обратно в дождь. Среди серого тумана светились ярко-красные с черным самцы рубиновой мухоловки (Pyrocephalus rubinus). Эта очаровательная маленькая птичка - одна из основных достопримечательностей островов, и туристы увозят отсюда сотни футболок с ее изображением. С радостью покупают такие сувениры и американцы, которым невдомек, что тот же вид встречается у них в юго-западных штатах.
Следующий день мы провели в море, где встретили пару синих акул-мако (Isiurus glaucus). Этот вид считается одним из самых опасных, но на Галапагосах ни одного случая нападения акул на человека вообще не известно, хотя морских львов они ловят постоянно. В чем тут дело, никто не знает. Посмотрев с моря на несколько совсем мелких островков, мы вернулись на Санта-Крус, где состоялась торжественная пьянка перед возвращением на материк. Мы, однако, решили, что лучше провести на островах еще пару дней, чем снова торчать на загруженной теперь коровами барже. Это было мудрое решение: потом я встретил пару знакомых с этого рейса, которые рассказали, что на обратном пути кэп заблудился по пьяни, и в Гуаякиль они шли пять суток вместо трех.
Пуэрто-Айора, где на причале греются морские игуаны, а кафе названы по латинским названиям птиц - один из самых райских уголков на свете. Мы поселились в маленьком отеле и гуляли по улицам, где уже знали многих в лицо. Каждое утро из порта расходились яхты на соседние острова. Я понимал, что могу себе позволить максимум одну вылазку, и выбрал Islas Plazas (Плоские острова) - во-первых, они ближе всего, во-вторых, одни из самых интересных.
Плоские острова - два крошечных клочка базальта у восточного берега Санта-Круса, разделенных узким проливом. По пути к ним можно встретить морских котиков (Arctocephalus galapagoensis) - маленьких красноватых зверей с курносыми мордочками. На архипелаге их почти столько же, сколько львов, но увидеть их гораздо труднее. Из-за теплого меха они выходят на сушу в основном по ночам, а размножаются в гротах или под защитой скал и обрывов. К тому же в результате многолетнего преследования они сохранились только в более глухих уголках. Плавать с ними гораздо приятнее, чем с большими и склонными к глупым шуткам львами.
На самих островках валяется множество морских львов, а по красной травке под кактусами ползают грузные сухопутные игуаны Conolophus subcristatus. Вся остальная живность сосредоточена на гребне высокого обрыва одного из островков. К моему удивлению, там оказалось лежбище холостяков (молодых львов-самцов) и множество морских игуан (Amblyrhynchus cristatus). Причем если львы забирались сюда с пологой стороны гребня, то игуаны влезали по стометровой вертикальной стене, обращенной к морю. Этот опасный путь проделывали даже полутораметровые самцы, которые по случаю брачного сезона сменили черную окраску на кирпично-красную с голубым и неистово бодались колючими лбами. (На некоторых островах игуаны всего полметра в длину, а на Эспаньоле самцы круглый год ярко окрашены). Когда проходишь мимо них, маленькие ⌠драконы■ с шумом выпускают из ноздрей облачка соленых брызг.
Там же, на гребне обрыва, гнездились ласточкохвостые и лавовые чайки, в россыпях камней - красивые черно-белые гавайские тайфунники (Pterodroma paeophygia), а в трещинах под обрывом - красноклювые фаэтоны (Phaeton anaethereus), самые эффектные морские птицы архипелага. Они похожи на изящных белых чаек, но за каждой тянется по воздуху пара длинных мягких перьев. Чтобы заглянуть в их убежище, мне пришлось свеситься с обрыва вниз головой, а двое туристов держали меня за ноги. Снимок получился отличный, хотя сидящую на яйцах птицу не очень хорошо видно среди штабелей игуан.
На обратном пути мы попали в легкий шторм, так что обед я ел в одиночестве. Целые стада морских черепах Chelonia попадались навстречу, а за пару миль до города мы разминулись с баржей ⌠Piquero■, откуда мне долго махали возвращающиеся в Гуаякиль бедолаги. Увы, еще день отдыха на пляже, где ползают по скалам черные моллюски-хитоны и шустрые крачки выхватывали рыбку из мешков охотящихся пеликанов - и нам тоже пришла пора возвращаться.
Аэропорт расположен на плоском островке Бальтра, где есть две достопримечательности. Во-первых, колония буревестников Puffinus lherminieri; во-вторых, весы, которые показывают вес вашего багажа вдвое большим, чем на самом деле - вероятно, это мировой рекорд. Кстати, билет на самолет здесь стоит гораздо дешевле, чем если его покупать на материке. К сожалению, многие достопримечательности островов нам не удалось увидеть - постоянно действующий вулкан на Марчене, колонии некоторых птиц, скатов-манта и так далее. Но в целом нам здорово повезло - мы смогли посмотреть все то, чего нет нигде в мире, кроме Галапагос.
Мы летели в Гуаякиль в отвратительном настроении. Денег у нас осталось совсем мало - около двух тысяч долларов, так что дальше мне предстояло путешествовать одному. Юлька очень соскучилась по любимой работе, но все равно уезжать ей не особенно хотелось. Увы, ничего другого нам не оставалось. В Гуаякиле она постригла меня на прощание в номере отеля, после чего я посадил ее на самолет до Гаваны, откуда у нас были обратные билеты в Москву.
Когда мы делали посадку на Кубе по пути в Манагуа, то были приятно удивлены низкими ценами. Поэтому сейчас Юлька взяла с собой совсем мало денег. Когда же она оказалась в Гаване, то выяснилось, что за два с половиной месяца цены выросли в несколько раз, а до ближайшего рейса Аэрофлота целых три дня. Поэтому вместо того, чтобы закупить всем знакомым сувениры (майки с портретом Че Гевары и так далее) и спокойно вернуться домой, ей пришлось торчать в дешевом отеле и бродить по улицам, отбиваясь от местных мужиков.
Когда мы собирались в эту экспедицию, то сумели достать два путеводителя: Lonely Planet`s Central America и South American Handbook. Первый из них более удобен в обращении и содержит больше сведений о природе, зато второй более информативен, хоть и с ошибками. Все путеводители других серий, коим несть числа, гораздо хуже. Что касается серии Lonely Planet, она пользуется у ⌠диких■ туристов огромным авторитетом, не всегда оправданным.
Оба путеводителя в один голос утверждали: в Латинской Америке девушки должны одеваться скромно, чтобы избежать излишнего к себе внимания, и ни в коем случае не появляться на улице без лифчика - якобы местные мужчины расценивают это как прямую провокацию. И вот, как нарочно, перед самым отъездом выяснилось, что у Юльки нет ни одного лифчика!
Но мы напрасно беспокоились. Реакция местных жителей на Юльку совершенно не зависела от того, одевала она легкую футболку или плотную крутку. Пока мы были вдвоем, почти никто не обращал на нее внимания. Но стоило мне на минуту отлучиться, будь то в грязном порту или приличном кафе, как, вернувшись, я заставал ее в окружении жужжащего роя ⌠лиц латинской национальности■ численностью от одного до двадцати.
То же самое наблюдалось и на Кубе. Юлька искала офис Аэрофлота в Гаване. Искала бы она его долго, поскольку в отеле ей все обьяснили неправильно и направили на другой конец города, но тут появился достойный caballero 68 лет от роду (а не 69, как он подчеркнул), немного говорящий по-английски. Всего за 2$ очарованный Юлькой сеньор отвел ее в Аэрофлот и на рынок за фруктами. Попутно она узнала у бравого дедушки много интересного: например, что ⌠заниматься любовью■ на местном слэнге будет ⌠faki-faki-mandarina■.
Гавана Юльке понравилась: красивый город, старинная архитектура, а главное, мало машин на улицах. Вскоре она благополучно долетела до Москвы и, истратив последние 30$ на такси, оказалась у станции метро ⌠Водный Стадион■ за два часа до его открытия. Там, на ступеньках метро, в компании бомжей и нищих, Юлька сразу почувствовала, что муки ностальгии позади и Родина-мать вновь крепко держит ее в обьятиях.
Между тем я, проводив ее на самолет, сел в автобус и поехал на север. В Эквадоре мне оставалось посмотреть два островка у побережья. Настроение было грустное, ведь мне предстояло много месяцев провести в одиночестве. С тоской глядел я на серое небо, бедные деревушки, тощих зебу и сухой кустарник по склонам холмов. Задняя половина автобуса была заполнена девочками-подростками из католического колледжа. В гробовом молчании они тряслись на ухабах под присмотром строгих монахинь-наставниц. Да и остальная публика подобралась невеселая.
Как это принято в здешних краях, по автобусу то и дело ходили продавцы-разносчики, торговавшие всякой всячиной - водой, мороженым, беляшами и так далее. Некоторые из них хорошо поставленным голосом произносили короткие спичи, расхваливая товар или объясняя полезность, допустим, усовершенствованных отверток. Народ потихоньку покупал и беляши, и отвертки. На очередной остановке в салоне появилась высокая женщина лет сорока и развернула перед нами огромную, роскошно изданную книгу со множеством красочных иллюстраций.
Оказалось, что она продает таблетки от импотенции. Водя пальцем по картинкам в книге (это был анатомический атлас), тетушка оперным сопрано прочла нам сорокаминутную лекцию о строении и взаимодействии половых органов, о причинах импотенции и механизме действия чудо-таблеток. Постепенно из задней части автобуса начали доноситься сдавленные смешки, перешедшие в странные вздохи и постанывания. Я обернулся. Монахини сидели, зажмурившись и заткнув уши пальцами, а бедные девочки, прожигая глазами картинки, попросту корчились в судорогах. Наверное, это был самый счастливый день в их жизни. На остальных пассажиров лекция тоже произвела впечатление: таблетки купили все, включая старушек и одну из девочек. Бедная крошка просунула мне в потной ладошке деньги и умоляюще зашептала:
- Сеньор, купите нам таблеток! Только, пожалуйста, чтобы сеньора не заметила!
- Но зачем вам таблетки от импотенции?
- Мы подсыпем их в чай отцу келарю!
Нет, в этих странах совершенно невозможно долго оставаться в плохом настроении!
Поздно ночью, спустившись с укрытого туманом берегового хребта, мы добрались до маленького рыбацкого городка Puerto Lopez. Вообще-то всегда лучше ночевать в палатке - это дешевле, чем в отеле, и намного комфортабельней. Но в городах и местах с очень уж гнусной погодой приходилось все-таки искать дешевую ночлежку. Так я и поступил, предварительно узнав, что лодок до Isla de la Plata (Серебряного острова) не будет до послезавтра.
Наутро оказалось, что горбушку хлеба, припасенную мной на завтрак и лежавшую на столе, кто-то украл. Я решил посвятить следующую ночь засаде на воришку, а пока пошел гулять в окружающий национальный парк Machalilla. Как и в Серро Бланко, это сухой тропический лес, но поскольку здесь не частная, а государственная земля, то местные жители ее потихоньку приватизируют. Пасущиеся повсюду козы полностью уничтожили подлесок, и на голой земле остались лишь кактусы, ящерицы да муравьи. Зато теперь трава не мешает охотится хищным птицам, которых здесь множество - одних канюков восемь видов.
Только на крутых береговых обрывах сохранилась нормальная трава. Песок там изрыт норками, в которых выращивают потомство самки одиночных пчел рода Centris. Самцы же поделили берег на участки, которые бдительно охраняют. Они вылетают навстречу любому движущемуся предмету, и, если это соперник, с разгона бодают его головой.
А под обрывами растут орхидеи Oncidium hyphaematicum. Их мелкие темные цветки поразительно похожи на пчел-центрисов и, видимо, так же пахнут. Стоит ветру качнуть стебелек онцидиума, как самец-владелец участка подлетает к ним и раз за разом бодает, при этом производя опыление. Когда я впервые увидел, что происходит, то был уверен, что до меня этого никто не замечал. Но дома мне удалось найти в литературе подробное описание этого способа опыления орхидей, а также множества других, не менее удивительных.
Вскоре я вышел к деревне Salango, где в III-VII веках существовала своеобразная цивилизация. Местные жители поклонялись ракушкам - вся их жизнь была связана с резьбой по раковинам, перламутровыми инкрустациями, и даже умерших они хоронили, вложив в глазницы по кусочку перламутра. Интересно, что это единственный район в Америке, где у индейцев встречается один из факторов крови, широко распространенный в Азии. Археологи выяснили, что начиная с V века здесь внезапно распространилась так называемая веревочная керамика, в то время очень популярная в Японии (чтобы получить узор на кувшине, его обматывали толстой веревкой). Вероятно, в пятом веке сюда принесло ветром рыбацкую лодку из Японии - направление ветров допускает такую гипотезу.
В ресторанах Пуэрто Лопеса можно попробовать множество разных деликатесов - осьминогов, всевозможных моллюсков, химеру под соусом, суп из акульих плавников и так далее, не говоря уже о таких обычных вещах, как омары, гигантские креветки и устрицы. Каждый вечер и каждое утро десятки лодок возвращаются с моря, привозя богатый улов, а огромные стаи грифов, пеликанов и фрегатов поджидают их на берегу.
Вернувшись в отель, я проложил по полу несколько дорожек из хлебных крошек, сходившихся к большому куску возле кровати. Потом я влез под полог, сжал в руке фонарик, держа палец на кнопке, и стал ждать.
Прошло около часа, и вот в кромешном мраке послышался шорох. Кто-то шел по крошковой тропе, поедая один кусочек за другим. Когда неизвестный гость достиг большого куска, я включил фонарик.
На полу сидел странный ушастый зверек с розовым носом, пышными усами, круглыми черными глазами и пушистым хвостом. Сорвавшись с места, он взлетел на стену, пробежал по трубе и удрал. Это был соневидный опоссум (Marmosa). Опоссумы - единственные сумчатые Америки, но их здесь больше видов, чем всех австралийских. Они считаются более древними и примитивными, чем сумчатые Австралии, но это не мешает им во множестве населять весь континент, приспосабливаясь к любым условиям, в том числе к жизни в городах и поселках, где их очень не любят и называют просто ⌠крысами■. Среди них есть водяные, древесные и пустынные виды, большинство из которых совсем не изучено.
Наутро мы вышли в море на маленьком катере и после нескольких часов прыжков по волнам достигли острова. Его называют ⌠Галапагосы для бедняков■, потому что экскурсия сюда стоит всего 20$, зато здесь можно увидеть почти такие же эффектные колонии птиц, как и на архипелаге.
Семь видов птиц поделили между собой остров и нигде не гнездятся вместе, хотя в других местах они успешно соседствуют. Под обрывами селятся фаэтоны; на крутых, поросших деревом palo santo (Pursera graveolens) склонах - фрегаты; на высоких ⌠лаврах■ (Cordia) - грифы-индейки; а на пологих холмах дальше от берега - олуши.
Самые многочисленные - дымчато-серые синелапые олуши (Sula nebouxii), которые расхаживают словно в ярко-голубых или сиреневых сапожках. Их гнезда - круглые вытоптанные площадки, окруженные несколькими прутиками. Здесь они танцуют во время ухаживания, а потом выводят пушистых белых птенцов. На острове их около ста тысяч пар. Под кустами в неглубоких круглых ямках сидят большие бело-черные масковые олуши (S. dactylartra). К каждому гнезду ведет ⌠взлетная полоса■ - короткая тропинка, протоптанная тяжелой птицей при взлетах и посадках. На низких кустах гнездятся краснолапые олуши (S. sula). Они белого или светло-кофейного цвета с алыми лапами и голубым клювом. Эти три вида избегают конкуренции, потому что ловят рыбу на разном расстоянии от берега (дальше всех летают краснолапые, а ближе всех - синелапые).
На узких выступах скалы, где с обеих сторон уходят вниз серебряные от гуано обрывы и всегда дует сильный ветер, живут волнистые альбатросы. Их здесь всего пять пар, и это единственная колония, кроме основной на Галапагосах. Пока альбатрос сидит на земле, это удивительно смешная птица с грустными черными глазами, длинным клювом, нескладными (в буквальном смысле - их никак не удается нормально сложить) крыльями и неуклюжей походкой. Но стоит ей взлететь, как она превращается в быстрый и маневренный планер с узкими двухметровыми ⌠несущими плоскостями■. Птенец альбатроса на острове в это время был всего один - ком легкого темного пуха размером с очень большую подушку. А рядом другая пара только собиралась обзавестись потомством и танцевала. Они кружились на одном месте, стоя лицом к лицу, расправив крылья и вытянув к небу клювы, под собственную ⌠музыку■ из трубных нот и посвистывания.
Поныряв на коралловой банке вместе с сотнями рыб-бабочек (Chaetodon), мы поплыли дальше в море, чтобы посмотреть на китов-горбачей (Megaptera novaeangliae). Каждый год они собираются в этих водах и весело проводят время, без конца выпрыгивая из воды и исполняя друг другу свои песни. Зачем они прыгают, никто не знает, но зрелище фантастическое, особенно если подойти совсем близко. Огромная черная туша вылетает из воды, вращаясь вокруг своей оси, и валится плашмя, размахивая длинными, как крылья, белыми грудными плавниками. При этом в лодку выплескивается не меньше тонны воды, а грохот стоит такой, что его слышно за сотни метров. Мы видели и одного белого кита, но довольно далеко. У хозяина катера был маленький гидрофон, так что нам удалось послушать песни китов, похожие на музыку Шнитке, прокрученную с замедлением.
На обратном пути мы встретили выпрыгивающего из воды шестиметрового ската-манту (Manta birostris), косяк мелких китов-гринд и дельфинов Stenella, но видели их только мы с кэпом, потому что туристы с непривычки укачались и лежали на дне в луже, не имея даже сил перегнуться через борт, так что я снова имел возможность пообедать за пятерых.
Мокрые и продрогшие, мы выползли из лодки на пляж, и к ночи я уже добрался до города Manta (⌠Скат■). Именно здесь жили отважные мореходы, в X-XIV веках достигавшие на бальсовых плотах Мексики и Чили. Но сейчас в Манте ничего интересного нет, так что я тут же двинулся дальше. Заросшие похожими на бутылки капоковыми сейбами (Ceiba pyntandra) холмы сменились низкорослыми лесами, и вкоре автобус достиг Bahia de Caraquez - города в устье реки San Vincente.
Было уже за полночь, так что я решил скоротать время до рассвета на мягком песочке под бетонной набережной. Рядом росло дерево с большими синими цветами, вокруг которого тучей вились маленькие летучие мышки. Они то и дело забирались в цветы и копошились там, объедаясь нектаром. Я прилег на песок и долго смотрел на черную реку и огоньки на том берегу. Ночные птицы - цапли, авдотки и северные кулики - ходили взад-вперед вдоль кромки берега, прокрадываясь мимо через правильные интервалы времени. В пять утра прилив согнал меня с теплого пляжа, и тут я обнаружил, что возле дерева нет ни одной летучей мышки, а его цветы печально и беззвучно осыпаются один за другим.
За рекой зона воздействия холодного течения кончается - там нет больше холодных туманов, зато много дождей и растут влажные леса. Но я туда не поехал, а ограничился вылазкой на крошечные мангровые островки Islas de Fragatos посередине реки.
Когда-то почти все побережье Эквадора окаймляла полоса мангровых зарослей шириной от ста метров до десяти километров. Но несколько лет назад здесь начали строить пруды для разведения креветок, и в течение короткого времени от мангр остались рожки да ножки. Было создано несколько ⌠мангровых■ заповедников, которые постигла типичная для здешних мест судьба. Сейчас креветочный бизнес гибнет - ведь для разведения надо собирать молодь креветок, а размножаются они как раз в манграх. В Серро Бланко американские биологи пытаются восстановить заросли, но результаты их героических усилий пока довольно скромные.
В отлив Острова Фрегатов - действительно два песчаных островка, поросших красными манграми (Rhizophora). Всевозможные цапли, ибисы, кулики и чайки бродят по отмелям, собирая мелкие ракушки. Но вот начинается прилив - и в считанные минуты над водой остаются лишь сами деревья, стоящие на пучках ходульных корней, а вскоре - только их густые зеленые кроны, словно лес растет прямо в воде.
А на вершинах деревьев гнездятся великолепные фрегаты. Их тут около пяти тысяч пар, плюс пушистые белые птенцы в гнездах. Черные с фиолетовым отливом на спине самцы и черно-белые самки морских разбойников парили в небе на длинных крыльях, ссорились из-за веток для гнезд, гонялись за другими птицами и не обращали никакого внимания на людей. Одинокий самец большого фрегата, отличающийся зеленой спиной, грустно сидел на самом высоком дереве. А самцы-хозяева гнезд то и дело исполняли спектакль под названием ⌠место занято, приглашается подруга жизни с серьезными планами на будущее■. Они запрокидывали голову и раздували огромный ярко-алый горловой мешок, похожий издали на причудливый качающийся фонарик.
На следующий день в городе ожидались выборы ⌠банановой королевы■ (так здесь называют конкурс красоты), но я не стал дожидаться этого увлекательного мероприятия и уехал обратно на юг, в царство туманов. За Гуаякилем началась пограничная зона, и мне пришлось пройти через восемь проверок документов и шмонов, прежде чем я добрался до городка Huaquillas на самой границе (Эквадор, впрочем, считает, что граница проходит на 35 километров южнее). Здесь я поспал немного под кустом и на рассвете, перейдя границу, оказался в похожем на Уакийяс как две капли воды перуанском пограничном городке Tumbez. Передо мной простиралась на 3600 километров огороженная ледяной стеной Анд береговая пустыня, которую я должен был преодолеть, чтобы добраться до заснеженной Патагонии.
Не грусти, я вернусь очень скоро,
Не скучай, время быстро промчится.
Возвращайся в наш солнечный город,
А со мной ничего не случится.
Для тебя там горячая ванна,
И домашний уют, и подруги,
А меня ждут холодные страны,
Ледники, перевалы да вьюги.
Только зря я тебя утешаю:
Знаю сам, что там грустно и скучно,
Ветер голые ветки качает
И дождем сыплют низкие тучи.